– Это дубликат. У неё свои ключи есть. Но ты не волнуйся, она всё равно туда не ездит, ей совершенно не до этого сейчас. Ну, а квартира хорошая, не сомневайся. В ней прежде обитала Ариадна Морозова – балерина из Большого. И сам дом в целом знаменитый, наикрутейший: там всякие известные люди жили – Никулин, Плятт, Плучек, Рихтер…

– Спасибо, Даня, – произнесла Галинка с чувством. – Ты просто мой спаситель, даже не знаю, что бы я без тебя делала!

– Ну, ладно, хватит благодарностей, – он улыбнулся и накрыл её ладонь своей, заставив девушку покраснеть до корней волос. – Расскажи-ка мне лучше, как там дома. Сто лет в Ялте не был, ужасно соскучился по морю.

– Дома всё отлично, – отозвалась она, передёрнув плечами. – В минувшем сезоне было очень много туристов. Впрочем, они круглый год приезжают, даже зимой. Если честно, я уже подустала от этой толкотни. Ну, ты же в курсе этого нагнетаемого ажиотажа… «Все в Крым, в Крым!» Но всё равно там очень хорошо… Люблю весну в Ялте – вот такую, как сейчас, когда ещё мало приезжих, но сам воздух, кажется, наполнен ожиданием… Половину прошлого лета лили дожди, зато потом все горные леса были полны грибов. Помнишь, как мы с тобой по несколько вёдер притаскивали?

– Помню, – кивнул Данила, – и маслят, и белых. А потом мой дед и твоя мама делили добычу по-соседски, и каждый принимался колдовать на своей кухне. Тётя Ксана пироги с грибами пекла, а дед жарил с картошкой, в сметане…

– Среди приезжих появилось очень много интеллигентных дамочек в шляпках, шастающих по музеям, – продолжала Галинка. – Ещё – куча художников, неформалов и фриков… Да, – оживилась она, – в Артеке закончилась реконструкция, там теперь всё так круто и здорово! Помнишь, как местные переживали, что лагерь разгонят? Ведь половина Гурзуфа в Артеке работает – представляешь, каково им было? Якобы кто-то хотел отжать эту престижную территорию и понастроить там отелей или частных хором.

Вокруг Артека с такой завидной регулярностью муссировались различные скандалы – то с чиновниками, то с педофилами, – что становилось совершенно очевидно: их нагнетали специально. Данила, разумеется, был в курсе, поэтому понимающе кивнул.

– Я не фанатка лагерной жизни, ты же знаешь, – Галинка усмехнулась. – Однако, если бы Артек закрыли… мне кажется, я бы просто легла и умерла на месте. Это ведь не просто лагерь. Это… символ нашего детства, что ли. Символ незамутнённого счастья!

«И именно в Артеке мы с тобой стали друзьями, а не просто соседями, – подумала она. – Там я в тебя влюбилась…»

Вслух, однако, Галинка не рискнула это произнести. Встряхнув волосами, она весело продолжила:

– А ещё напротив одной из столовых установили памятник сосиске… Слышал, небось, какой хай в СМИ поднялся? Люди углядели в торчащей сосиске нечто крайне непристойное.

– Ну, что тут скажешь, – пожал плечами Данила и хмыкнул. – У кого что болит. Хотя иногда сосиска – это просто сосиска!

– Цены, конечно, скакнули за последний год. Странно было бы ожидать, что при всеобщем мировом повышении цен в Крыму они остались бы прежними. Но у нас и раньше всё было недёшево, ты же знаешь. Ялта всегда считалась неоправданно дорогой. Наши цены вполне сопоставимы с московскими, как я погляжу. Некоторые туристы жалуются, что в Турции и Египте можно отдохнуть дешевле. Это правда… Но так было всегда. Ещё более глупо ожидать от Крыма дешёвого аналога Европы, он таким никогда и не был.

– А сервис как, по-прежнему хромает? – улыбнулся он. Галинка фыркнула:

– О, да… Это всеобщая головная боль. Таксисты и продавцы во многих магазинах всё ещё разговаривают с клиентами так, словно делают им великое одолжение. Этак нехотя снисходят… Наследие совка, чего уж. Но, Дань, ты же там родился и вырос. Крым – это особое место. Ты ведь понимаешь, что туда надо ехать не за сервисом и не за «всё включено», ведь правда?

– Само собой, – Данила кивнул ей. – Это один из самых красивых уголков на земле. И он однозначно стоит того, чтобы приезжать туда снова и снова… Я был и на Бали, и в Тайланде, и в Индии, мочил ножки в океане, но… нигде нет такого красивого моря, как у нас.

– А я нигде не была, – рассмеялась Галинка. – Но тебе верю.

– Помнишь, как мы с тобой вплавь наперегонки до скал гоняли? – его лицо озарила широкая улыбка очередного воспоминания.

– Я до Адалар и сейчас часто плаваю, – кивнула Галинка. – На них по-прежнему растёт куча мидий, стоит лишь поднырнуть поглубже… Не забыл, какие там вкусные и мясистые мидии?

– А туристы по-прежнему добывают их лопаточками и скребками?

– Ага… – вздохнула Галинка. – И не объяснишь ведь дуракам, что после этого новые мидии будут плохо расти, их надо рвать только руками… Хоть табличку присобачивай: «Нырять за мидиями со скребками запрещено!» И дельфины иногда там появляются. Помнишь, как я однажды дельфина испугалась?.. А над самими Адаларами скалолазы сразу после референдума повесили российский флаг.

– Кстати, о флаге… Ты представляешь, киношники на теме Крыма совершенно рехнулись, – невесело усмехнулся Данила, вспомнив о своём, наболевшем. – Недавно сценарий присылали почитать, ну и, соответственно, прочили меня на главного героя. Так там всё в лучших традициях: он и она, принадлежащие к вражеским лагерям. Она за «Крым наш», а он, разумеется, наоборот…

– Чёрная комедия, что ли? – Галинка недоумённо приподняла бровь.

– Если бы… Всё убийственно серьёзно. Драма, представь себе!

– Очень даже представляю. У нас с мамой тоже целая драма по этому поводу разыгрывается… – начала было Галинка, но тут же с досадой оборвала себя и махнула рукой:

– А, впрочем, ладно. Я про это и говорить больше ничего не хочу.

– Господи, как же я от всего этого устал, – вздохнул Данила в порыве неожиданной откровенности. – Хочется быть просто артистом, делать свою работу… нет, теперь обязательно нужно обозначить свою принадлежность к тому или иному лагерю. При встрече – непременный пароль и отзыв: скажи мне, чей Крым – и я скажу, кто ты. Всё поделилось на чёрное и белое, ты или «майданутый», или «ватник», третьего не дано. Пропаганда льётся со всех сторон, каждая сторона обвиняет другую в зомбировании и требует немедленно определиться… Ты знаешь, что меня внесли в чёрный список на Украине?

– Тебя-то за что? – удивилась она.

– Ну, я же предатель, живу и снимаюсь в России, в Москве… После того, как Крым стал российским, я не объявил публично своё «фе» русским оккупантам и, стало быть, уподобился им самим.

– Бред, – Галинка сжала пальцами виски. – Боже, какой же это